В чём сила, земляк?

Приехали!
Великая тайна сокрыта в малой родине: только вдохнешь её атмосферу, окинешь взглядом — и затрепещет, защемит сердце, наполнится радостью встречи с далёким детством.
Стоим мы с Ваней, оглядываемся кругом… Да-а-а, постарело родное село, посерело облезлой краской, но стоит, не превращается в руины. Стоит!
Сразу за остановкой в утреннем солнце отсвечивает остатками желтизны бывший сельский магазин, ныне превратившийся в наглядный памятник разрухи постсоветских лет. Но, хотя крыша его и обвалилась, оконные и дверные проёмы аккуратно заколочены листами железа (удивительно, где местные власти взяли листовое железо, а ещё удивительнее, почему его до сих пор не украли).
Если провести аналогию с временами года, то я бы сравнил состояние Антоновки не с лютой зимой с её безысходностью, а с ранней весной, когда округ ещё мёртво и голодно, а в воздухе уже витает пробуждающаяся великая сила жизни.
Откуда в этом, на первый взгляд, обычном селе такая жизненная сила? И почему коренные жители, в каких бы крупных городах они ни жили, в какие бы богатые страны ни забросила их судьба, с внутренним теплом и гордостью величают себя антоновцами?

Кивнув взгляд на развалины магазина, я как бы мимоходом проронил: "Это был Большой магазин — мы так его называли. Здесь с одной стороны продавали ткани и одежду, а с другой – книжки и игрушки".
Спроси, почему я начал рассказывать сыну про этот магазин, — не отвечу. Наверное, утомление с дороги и радостное волнение от встречи с родными местами побуждали говорить, говорить, говорить… По дороге к родительскому дому я рассказывал о магазине, о школе и сельском клубе, мимо которых мы проходили, о жителях села, что-то пояснял, а сын слушал — степенно так слушал.
— Когда привозили учебники, на другой день мы, школьники средних и старших классов, магазин "брали штурмом". Ещё до открытия собиралась такая толпа, что как-то раз в толчее один парнишка даже потерял сознание.
— А зачем? — спросил Ваня. По возрасту он ещё мальчуган, но уже солидно рассуждающий человек.
— А кто его знает зачем? — до меня вдруг дошла вся абсурдность нашего поведения, ведь учебников хватало на всех. Наверное, так покупать было веселее, чем степенно стоять в очереди. Да и после такого штурма было о чём вспомнить, хотя бы об оторванных пуговицах или — "А мы вдвоём как упёрлись ногами в косяк, как даванули…"
Я показал на обелиск — в память о погибших в Великую Отечественную войну односельчанах: на Девятое мая здесь собиралось всё село, из вывешенного на клубе динамика звучала музыка, возлагали венки — в общем, всё как положено. Кстати, у нас в селе был очень хороший клуб: один год он занимал по кинопрокату второе место в области среди сельских домов культуры. Жаль, что теперь и от него остались лишь стены.
А это наша школа: её построили в год, когда я пошёл в первый класс. Какая она маленькая! А тогда казалась громадной. Вон те деревья мы сажали — смотри, какие они стали за четверть века!
Вспоминая и разговаривая, мы не заметили, как подошли к крайней улице, а там и родительский дом.
Встреча. Радостная суета. Потом приготовление завтрака.
"Коля, сбегай, нарви луку", — велит мне мама. Она в последнее время начала сдавать: годы, да и здоровье не очень.
В этот год весна выдалась ранняя да тёплая, так что многолетний лук в начале мая можно было уже срывать к столу.
Завтрак: варёная картошка с лучком, чай с карамельками. Хорошо, что в селе построили пекарню, и отец, как и остальные работники совхоза, получал там хлеб.
Только позавтракали и подмели двор, пришла тётя Шура — мамина подруга. У неё затопило погреб, и мы все пошли помогать доставать картофель и банки с солениями. Работа нехитрая и непыльная, вот только вода, зараза, мокрая и холодная. Мы с отцом по очереди лазили в погреб и доставали картошку и банки с солёными помидорами и огурцами: один в погребе орудует, а другой на солнышке отогревается, потом наоборот. Ваня же с бабой Шурой относили вёдра и рассыпали картофель на пологе — для просушки и чтобы согрелся перед посадкой.
Погреба в Антоновке стало подтапливать во время весеннего паводка после того, как между селом и расположенным рядом озером проложили в земле трубу большого диаметра для подачи воды с реки Иртыш до… А кто его знает, докуда они успели проложить эту трубу. Вышло как обычно: вместе с трубой "закопали" кучу денег, а воды, по сути, так и не дали, зато нарушили водный режим почвы. Молодцы!..
Картофель достали, а тут и обед подоспел. Пока мы занимались во дворе, мама кухарила у газовой плиты — сварила суп с клёцками. Но я вспомнил про обед не из-за супа, а из-за вроде незначительного, но много говорящего для меня эпизода. Когда сели за стол, я в этот момент снимал на видеокамеру, поэтому попросил сына, чтобы он поблагодарил Господа за хлеб сей насущный. Пока он читал молитву, много пожившие и много повидавшие на своём веку люди с великим вниманием и почтением слушали, и чувствовалось, что сердцами поддерживали слова благодарения. В конце тётя Шура даже вздохнула: "Видите! Уже знает, а мы жизнь прожили, и ни бум-бум".
Расскажу о её доме. Снаружи дом как дом, а зайдёшь внутрь — и раскроется его самобытность. Уже двор выдаёт: на стене висит коса, на другой — коромысло, а лавка… ведь это настоящая старинная скамья: такие раньше стояли в деревенских хатах вместо стульев. Между воротами и лавкой притулились санки — старинная работа сельского кузнеца. Металлические полозья, каркас со спинкой, спинка украшена коваными завитушками: всё прочно и в то же время изящно. На таких санках и с горки катались, и воду возили по две фляги — ничего им не делается.
Но бу́де топтаться у порога, рассматривая санки, серпы, "летучую мышь" и прочий инвентарь… Пройдёмте в дом. Печка — ну, этим сельских жителей не удивишь. А у бабы Шуры русская печь — слабо?! А чугунок когда вы видели последний раз, уважаемые читатели, притом не музейный экземпляр, а такой, который используют при приготовлении пищи? А старинные металлические кровати, покрытые покрывалами с вручную вязаной каймой? И, повторяю, это всё не музейные экспонаты, а рабочие вещи, которыми хозяйка пользуется так же обыденно, как телевизором, стоящим тут же.
Удивительно гармоничное сочетание старинного и современного создаёт ощущение уюта в доме, а ещё — внутреннее чувство стабильности и преемственности.
Откуда это? Может, от старинных вещей? Но зайдите в любой музей — там много старинных вещей. Разве там чувствуется стабильность и уют? Нет.
Значит, дело не в доме и не в вещах. Дом сам по себе души не имеет и не согреет сердце теплом и уютом. Уют исходит от хозяйки дома, от её отточенной неторопливости движений. И в то же время любая работа у неё спорится, смотришь со стороны, и кажется, что дело делается как бы само собой. Баба Шура — её певучий голос и искринки в улыбающихся глазах…
Воспетые Некрасовым женщины-крестьянки с их внешним смирением и обречённым трудолюбием, ни в какое сравнение не идут с её ненавязчивой интеллигентностью, мудростью и внутренним самоуважением человека много пережившего и ещё больше простившего. Можно притвориться добрым, можно имитировать даже смирение, но интеллигентность души — её не подделаешь.
Неброская, по-деревенски самобытная интеллигентность души многих антоновцев… Может, в этом духовная сила нашего села?
Истинно глаголет пословица: "Не стоит село без праведника", — но, с другой стороны, на одной ноге даже скамейка не устоит, значит, есть и другие силы — сокровенные внутренние силы, с помощью которых Антоновка устояла в трудные постсоветские годы.

После обеда родители пошли домой, а мы с сыном спустились в небольшой лесок с водоёмом посередине — местные жители называют его "Долына". Благо он был рядом, сразу за огородами. Ваня проковырял ножом дырочку в берёзе, и мы попробовали сок. Замазав отверстие глиной, поднялись на насыпь: с неё лучше вид на… Даже не знаю, как назвать это вместилище весенних вод: озерцом не назовёшь, потому что часто пересыхает летом; болотом — язык не поворачивается назвать вместилище чистой воды. Долина — вот точное название. Поверхность её при малейшем дуновении ветерка покрывается рябью бегущих волн.
— Видишь, сквозь воду темнеют круглые ямы? Раньше в них летом месили саман — глину с соломой, и делали из него кирпичи. Здесь много домов построено из таких кирпичей: дёшево, быстро и зимой тепло, — начал я очередное воспоминание.
— Когда я был примерно твоего возраста, разок пришлось здесь зимой искупаться. Пошли мы, человек пять или шесть, не помню, проверить, крепкий ли лёд. Попробовали у берега, попрыгали — держит, дальше — тоже держит, а на середине, там, где была яма и глубоко, — провалились. Вместе с нами была маленькая девчушка, которая увязалась за своим братом. Она оказалась рядом с полыньёй и упала в воду, да так, что с головой засосало под лёд. Благо, провалившись, мы успели ухватить её за пальтишко и вытащить. Я уже и не помню, как вылезли из той полыньи (был в шоке от “купания”), и тут же побежали в ближайший дом отогреваться и сушиться. Баба Маша, к которой мы прибежали, тех, кто промок, загнала на печку греться. Пока сохла одежда, всех напоила чаем с травами и вареньем. Кажется, тогда обошлось без последствий.

И был вечер, и было утро — наступил день второй.
Второй день посвятили весенним заботам. Я навешивал и приводил в порядок штакетник (у нас многие снимают на зиму часть заборов и устанавливают на огородах для снегозадержания), а Ваня с дедом сколотили раму для рассады — дело нехитрое, но аккуратность и тут нужна. Потом мы втроём вскапывали палисадник, а бабушка занималась посадкой цветов.
Когда вскапывали, насобирали дождевых червей — деликатес для кур. Одна курица была совсем ручная, так что Ваня, сугубо городской житель, развлекался тем, что держал её на коленях и кормил с руки.
Ближе к вечеру пошли на посиделки к соседям: дяде Васе и тёте Гале. В деревне мало осталось молодёжи, а на окраине почти одни старики жили.
Раньше, в шестидесятые годы, соседи собирались у деда Кондрата и бабы Нади — родителей дяди Васи: у них был сепаратор, и все по очереди перегоняли молоко. Телевизоров тогда у нас не было, поэтому вечера проходили весело: те, кто уже перегнал молоко, не спешили домой, а беседовали, мужики играли в "дурачка". Кто-нибудь как завернёт байку или вспомнит курьёзный случай из жизни — все и покатятся со смеху. А ещё наши дедушки и бабушки пели песни (для юных читателей это уже прапрадедушки и прапрабабушки). Таких песен я никогда не слышал по радио. Сейчас, к сожалению, всё это бесследно утрачено — целый культурный пласт.
Нас, малышню, чтобы не путались под ногами, загоняли на лежанку русской печи, и мы сверху наблюдали и впитывали те рассказы и песни — нет, не слова (со временем слова забываются), а самобытный дух деревенской культуры.

Итак, мы — два Ивана: дед и внук, и я, — в гостях у соседей. Хотя слово "соседи" в данном случае звучит формально, оно не отражает душевной близости между нами. Разве подходит слово "сосед" к тому, кто в глубоком детстве кормил тебя кашкой, с кем жил бок о бок, а потом, когда я уехал учиться, встречал и провожал? Тут уместнее слово "родные".
Объятия, подарки, расспросы… Потом разговор перекинулся на современную жизнь; кто-то сравнил текущие девяностые годы с прошлым — не для выяснения, когда было лучше или хуже, а само так получилось. Вспомнили — взгрустнули. Взгрустнули — разговор сам собой угас…
Чтобы поднять настроение, тётя Галя рассказала, как они "обмывали" шубу. Её дядя жил в городе и сумел купить шубу — в шестидесятые годы в деревне вещь редчайшую.
— Баба Поля, баба Надя, Коломейчиха и ещё соседки собрались "обмыть" и оценить, — начала она рассказ. — Подывылысь, похвалили, "обмыли", а потом одна одягне шубу, выходэ посеред хаты и пританцовуе — красуется. Потом друга одевае и тоже на середину хаты… Я им кажу: вы шубу порвёте, и поносить не вспию. Ось им интересно було!
Тётя Галя, радушная, гостеприимная хозяйка, рассказывает заразительно, весело. Её речь — это характерный для многих антоновцев сплав русского и украинского языков. Именно сплав, когда незаметно переходят с одного языка на другой; только у одних больше русской составляющей, у других больше украинской составляющей.
Почин был подхвачен, и покатилось воспоминание за воспоминанием, байка за байкой — только чайник успевали кипятить.
— А как дед Кондрат вас с Сашей (их сыном) вишнями накормил, помните? — подхватил беседу дядя Вася. Дядя Вася — это уже другой тип рассказчика: смотришь на него, и кажется, что вот-вот подмигнет и выдаст что-нибудь вроде: "Подмигнули ей лукаво, где б найти к вам переправу…" Они и внешне выглядят под стать своим характерам: тётя Галя — вся округлая, мягкая, сияющая добротой, а дядя Вася — поджарый, шустрый с весёлой лукавинкой в глазах — ну чем тебе не дед Щукарь.

— Самогонку настояли на вишнях, — начал рассказ дядя Вася. Настойку выпили во время праздника, а ягоды деду Кондрату стало жалко выбрасывать, вот он и насыпал их вам. А ягоды сочные, сладкие, с остринкой — вы наелись их и опьянели. Дед уложил вас на полати, а оставшиеся ягоды вынес курам. Баба Надя приходит — куры во дворе все на боку валяются, хоть бы ногой какая дрыгнула. Подохли, опечалилась она, и вынесла их за двор на мусорную кучу. Заходит в дом, а там — вы вповалку и на столе трёхлитровая банка из-под настойки… Ох и досталось тогда деду и за малых детей, и за пьяных кур! К вечеру все оклемались.
— А как я поспорил с мужиками, что тёща встретит меня радушно и хлебосольно в любое время суток, слышали? — вошёл в задор дядя Вася. — Давно это было, тёща тогда ещё держала корову. Мы с мужиками собирали сено, пока одному привезли и сложили скирду, потом другому… В общем, когда привезли тёще, было уже далеко за полночь. Свалили сено на сеновале. Я подмигнул, чтобы молчали про то, что привезли. Стучимся в окно, а были мы уже подшофе… зажегся свет.
— Кто там?
— Открывай, мать! Зять пришёл!
Впустила она нас. Всё как положено: усадила за стол, налила по рюмке, закусили — и по домам.
А утром, в шесть часов, стук в окно: "Васько, голубчику, та абы я знала, що ви сино привезли, хиба так я б вас зустрила! Та я б угостила на славу!"
— А как баба Поля отучила кота цыплят таскать, помните? — подхватил уже наш дед…
Да! Вспоминая тот разговор, я забыл упомянуть одну бытовую деталь: когда стемнело, тётя Галя зажгла посреди стола керосиновую лампу — такую же, какими пользовались в XIX веке. Дело в том, что в деревне тогда были перебои с электроэнергией (перебои — это ещё мягко сказано). Мягкий тёплый свет лампы разлился по комнате, подкрасив всё вокруг в оттенки жёлтого цвета. Было уютно и тепло, и мы за чаем и радостной беседой не заметили, как наступила ночь.
Вспомнил сейчас тот вечер — по сути, обычный вечер с чаепитием и разговорами, и открылась простая, но в то же время важная истина: пока живы вечерние беседы на лавочках, пока живы посиделки, пока гурьба ребятишек может забежать в ближайший дом и там их обогреют, обсушат и напоят чаем — будет стоять село, какие бы испытания ни выпали на долю его жителей.
Может, в этом духовная сила Антоновки?

Наступил третий день, потом четвёртый, пятый… Все дни были заполнены весенними хлопотами, а вечера — радостными встречами с родными и друзьями. Так незаметно пролетело десять дней. Настала пора ехать домой: из дома — домой.
С вечера собрали вещи, а потом наступило грустное утро расставания.
Сели в автобус. Вот позади уже школа, обелиск, вот уже проехали и родник на краю села… Взгляд провожал, словно прощался с озером, с "Двумя братьями", синеющими своими пирамидальными вершинами на горизонте, с холмами, с полями. Господи, я столько лет прожил в Антоновке и даже не осознавал, насколько разнообразна и неповторима здесь природа!
С востока холмы и лес спускаются в ровную безбрежную степь, словно берег наползает на море. С юга шумит волнами озеро, дальний берег которого еле голубеет лесом на горизонте. С севера подступает к селу разнолесье с его изобилием ягод и грибов. А с запада колышется в восходящих потоках воздуха ровная степь, кое-где прочерченная лесополосами. Здесь сосны встречаются с ковылём. Здесь на поросших камышом озерцах хозяйничают эгоистичные собственники — лебеди, а по прибрежным солончакам перебегают и искусно прячутся кулички. Зимой вдоль дорог, словно куры, пасутся степные куропатки. А летом на озере кормятся бок о бок домашние и дикие гуси и утки, и бывает, что прибьются один-два диких гусёнка к стаду домашних гусей и живут с ними всё лето. Но как придёт пора вставать на крыло — не зевай хозяйка! Иначе дикие гусята всё стадо перебаламутят, но всё же заставят и малых и старых гусей учиться летать, так загоняют, что прощай, нагулянный за лето жир…
Автобус увозил нас всё дальше и дальше, и мысли постепенно обращались от прошлого к будущему — такова особенность дороги: она полна своих забот, своих ожиданий.
---
Я задался вопросом: в чём сила малой родины? И не нашёл на него ответа. Но она есть — есть незримая душевная сила, потому что где бы мы ни жили, её частица всегда остаётся с нами.
Как сказал один мой родственник: "Вы можете покинуть Антоновку, но Антоновка не покинет вас — никогда".

В чём сила, земляк?Для детей

В чём сила, земляк?
Для детей